«Как я чуть не угробила свекровь... по её версии»

– Эта стерва меня отравила, сынок… – прохрипела свекровь в трубку, пока я, как дура, наливала ей компот.

Света заранее проветрила комнату. Постелила свежее белье, купила новую подушку – пожестче, как любила Раиса Петровна. На тумбочку поставила графин с водой и стакан, разложила лекарства в маленькой плетеной корзинке. Даже повесила новую занавеску – светло-голубую, чтоб комната казалась просторнее и светлее.

— Ты что, президента встречаешь? — усмехнулся Егор, наблюдая за хлопотами жены.

— Хочу, чтобы твоей маме было удобно, — ответила Света. — Ей и так несладко после операции.

Раиса Петровна перенесла операцию по замене тазобедренного сустава. Врач сказал, что восстановление займет около двух месяцев, причем первое время понадобится постоянный уход. Егор, единственный сын, конечно же, не мог оставить мать одну в ее деревенском доме.

— Поживет у нас, пока на ноги не встанет, — сказал он Свете три недели назад. — Вдвоем мы быстрее с ней управимся.

Света согласилась без раздумий. Конечно, отношения со свекровью никогда не были идеальными, но и откровенной войны тоже не было. Так, мелкие уколы и косые взгляды – обычное дело между невесткой и матерью мужа.

К тому же Света искренне сочувствовала пожилой женщине. В шестьдесят пять внезапно получить такую проблему со здоровьем, пережить серьезную операцию – это для кого угодно стресс. А уж для Раисы Петровны, привыкшей жить самостоятельно в своем доме, где все по-своему и под рукой, переезд к сыну стал дополнительным испытанием.

День накануне приезда свекрови Света провела на кухне – варила куриный бульон, запекала яблоки, готовила легкий творожный десерт. Егор, наблюдая за суетой жены, ласково обнял ее сзади:

— Золото ты мое, а не жена. Спасибо, что поддерживаешь.

Утром Егор поехал в больницу забирать мать. Света в последний раз прошлась по комнате, проверяя, все ли готово. Потом подошла к зеркалу, одернула домашнюю тунику, пригладила волосы. Отчего-то волновалась, будто на важное собеседование собралась, а не свекровь встречать.

Раиса Петровна вошла в квартиру, опираясь на специальные костыли. Лицо осунувшееся, под глазами синяки, губы сжаты от боли или напряжения. Но взгляд – цепкий, оценивающий, как всегда.

— Здравствуйте, Раиса Петровна, — Света шагнула вперед, стараясь улыбаться непринужденно. — Проходите, все готово. Вам нужно отдохнуть с дороги.

— Да уж, не в гости танцевать приехала, — проворчала свекровь, но взгляд чуть смягчился.

Первые дни прошли относительно спокойно. Раиса Петровна много спала, сказывались последствия наркоза и общее состояние после операции. Света исправно приносила еду по часам, помогала с гигиеническими процедурами, следила за приемом лекарств. Егор неизменно благодарил жену за заботу о матери.

— Всё у вас по-новому, не как в наше время, — вздыхала Раиса Петровна, разглядывая интерьер квартиры. — У нас и брак был крепче, и хозяйство велось иначе.

Но это были лишь безобидные старческие ворчания. Света не обращала внимания, зная, что для человека преклонного возраста важно иногда поворчать, вспомнить «старые добрые времена».

А потом что-то начало меняться.

На десятый день Раиса Петровна впервые самостоятельно добралась до кухни. Света, вернувшаяся с работы, застала свекровь у плиты.

— Раиса Петровна, что вы делаете? Вам же нельзя долго стоять, — всполошилась Света.

— Я сама сварю суп, а то у тебя какой-то… пустой, — ответила свекровь, не оборачиваясь. — В супе должен быть вкус, а не водичка с овощами плавать.

Света проглотила обиду. В конце концов, может, пожилой женщине просто хочется почувствовать себя полезной? Ну и пусть варит свой суп, если так легче.

Но на следующий день Раиса Петровна уже командовала на кухне, как генерал на поле боя.

— Ты чайник не туда поставила. И полотенце должно висеть с другой стороны. И зачем ты тарелки так складываешь? У меня дома все иначе организовано.

А еще через пару дней началось:

— Пол ты неправильно моешь. Надо сначала углы, потом середину. И тряпку выжимать нужно сильнее.

— Егора рубашки ты плохо гладишь – смотри, воротничок неровный.

— Зачем ты столько моющего льешь? В наше время вообще хозяйственным мылом обходились, и ничего, чище было.

С каждым днем вторжение становилось все агрессивнее. Раиса Петровна, окрепнув после операции, все активнее включалась в домашние дела, переделывая все по-своему. Света старалась не реагировать, но внутреннее напряжение росло.

Однажды Света пошла на местный рынок за свежими овощами. Продавщица Нина Васильевна, знавшая всех в их небольшом поселке, окликнула ее:

— Светочка, а твоя свекровь говорила, что ты ей еду из банки собачьей подаешь! Что-то не верится мне, ты ж такая аккуратная всегда.

Света почувствовала, как кровь отливает от лица. Улыбнулась через силу:

— Что вы, Нина Васильевна, какая собачья банка? У нас для Раисы Петровны отдельная посуда, красивая, цветочками.

Дома Света попыталась поговорить с мужем.

— Егор, твоя мама распространяет обо мне какие-то ужасные сплетни. Что я якобы ее из собачьей миски кормлю. Как ей такое в голову пришло?

Егор поморщился, будто у него внезапно заболел зуб.

— Да мама может пошутила, не принимай близко. Ты же знаешь, как пожилые любят привлечь внимание.

— Но это же откровенная ложь! Я стараюсь, готовлю ей отдельно, слежу, чтобы все свежее было.

— Светик, ну не заводись, — Егор погладил жену по плечу. — Мама скоро поправится и уедет. Потерпи немного.

Но терпение Светы истощалось с каждым днем. Особенно когда свекровь начала намекать, что невестка ей намеренно вредит.

— Я раньше была бодрее, — заявила как-то Раиса Петровна за ужином, тыча вилкой в тарелку с тушеными овощами. — Как только сюда приехала — всё, силы уходят. Не иначе, атмосфера такая.

И посмотрела на Свету долгим, многозначительным взглядом.

Света молча встала из-за стола и вышла во двор – просто подышать свежим воздухом, успокоиться. К ее удивлению, вскоре на крыльцо вышел Егор.

— Ты чего убежала? Мама обиделась.

— Егор, я больше не могу. Моя забота превращается в обвинения. Твоя мать намекает, что я ей чуть ли не порчу навожу!

— Ну ты же знаешь маму, — устало ответил муж. — Она просто капризная. Потерпи чуть-чуть. После операции у людей часто бывают нервные срывы, перепады настроения. Это пройдет.

Но ничего не проходило. Наоборот, с каждым днем обстановка становилась все напряженнее. Раиса Петровна уже практически полностью захватила кухню – готовила, перекладывала вещи по своему разумению, распоряжалась, словно в собственном доме. А еще постоянно названивала сыну, когда тот был на работе.

Как-то раз Света случайно услышала обрывок разговора.

— Нет, сынок, она совсем не заботится. Только делает вид. Я ей сказала, что у меня от ее пищи живот болит, так она только глазами сверкает…

Света до боли закусила губу. Что за театр абсурда? Неужели старческие капризы, или тут что-то большее? Может, свекровь просто хочет, чтобы сын жил с ней, а невестка мешает?

В следующие выходные Егор уехал по работе – срочный вызов к клиенту в соседний город. Света осталась наедине с Раисой Петровной. Странно, но свекровь вдруг стала гораздо приветливее, даже пару раз похвалила Свету за обед. Напряжение немного спало.

В воскресенье Света решила порадовать свекровь домашним компотом из ягод, которые собрала прошлым летом и заморозила. Раиса Петровна неоднократно упоминала, что любит ягодные напитки, особенно из смородины и вишни.

Варила Света компот с особой тщательностью — с корицей, гвоздикой и медом вместо сахара. Когда напиток был готов, дала ему немного остыть и налила в красивый стакан с цветочным рисунком.

Проходя по коридору к комнате свекрови, Света услышала приглушенный голос. Раиса Петровна разговаривала по телефону, видимо, с сыном.

— Сыночек… она меня отравила… если что — помни это…

Рука со стаканом застыла на полпути. Светлана нерешительно замерла за дверью, не веря своим ушам. А свекровь продолжала шептать в трубку:

— Желудок болит уже второй день. Готовит что-то такое… И смотрит так странно. Я тебе скажу, никогда нельзя доверять чужим людям. Хоть и жена твоя…

Света медленно вошла в комнату. Свекровь, увидев невестку с компотом, быстро пробормотала в трубку: «Ладно, потом договорим», и положила телефон на тумбочку.

— Вот, Раиса Петровна, компот домашний, как вы любите, — спокойно сказала Света, ставя стакан на стол.

Затем, не говоря ни слова, подошла к шкафу, достала чемодан свекрови и поставила его у двери. Вынула из комода аккуратно сложенную одежду пожилой женщины и переложила в чемодан.

— Ты что это делаешь? — Раиса Петровна недоуменно наблюдала за действиями невестки.

— Раз умираешь — пора в больницу. Там помогут. И, желательно, с палатой без телефона, — голос Светланы звучал ровно, почти буднично.

— Что?! — свекровь подскочила на кровати с удивительной для «умирающей» прытью. — Да как ты смеешь! Это я после операции! Я мать! Как ты можешь так обращаться со мной!

Голос Раисы Петровны поднялся до пронзительного визга. Лицо покраснело, пальцы сжались в кулаки.

— Я позвоню сыну! Я все расскажу! Ты еще пожалеешь!

Света посмотрела на свекровь долгим взглядом:

— Вы не больная. Вы — манипулятор. И в моем доме вам больше делать нечего.

— Ах ты дрянь! — Раиса Петровна схватила телефон и начала лихорадочно набирать номер сына. — Увидишь, что будет! Егор никогда не выберет тебя вместо матери!

Света спокойно вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. За стеной продолжались причитания и громкие всхлипывания. Светлана прошла на кухню, села за стол и медленно, глоток за глотком, выпила чашку чая. Внутри было пусто и легко одновременно.

Егор вернулся поздно вечером. Лицо мужа было мрачным. Первым делом он прошел в комнату матери, затем вышел к жене, которая молча мыла посуду.

— Ты правда выгнала мою мать? — голос Егора звучал растерянно. — Она говорит, что ты собрала ее вещи и сказала убираться.

Света повернулась к мужу, вытирая руки полотенцем:

— Нет. Я освободила нас от театра. Твоя мать звонила тебе сегодня и говорила, что я ее отравила. Это уже не просто капризы, Егор. Это серьезные обвинения.

— Но она же после операции…

— Прошло почти два месяца, — перебила Света. — Она прекрасно ходит, готовит и даже полы моет. Только почему-то это не мешает ей притворяться беспомощной, когда ей выгодно.

Раиса Петровна не стала дожидаться окончания их разговора. Она вышла в коридор с собранным чемоданом, демонстративно вытирая слезы.

— Вижу, выбор сделан, — дрожащим голосом произнесла свекровь. — Родную мать выгоняют на ночь глядя! И ты, Егор, позволяешь этой… этой…

— Мам, успокойся, — попытался вмешаться Егор. — Давай все обсудим.

— Нечего обсуждать! — отрезала Раиса Петровна. — Я позвонила Михаилу, он уже едет. Увезет меня домой, в деревню. Где мне всегда рады, в отличие от вас!

Через двадцать минут подъехал сосед дядя Миша на своей старенькой «Ниве». Раиса Петровна, уходя, обернулась в дверях:

— Все в поселке узнают, что ты за человек! Все узнают, как ты обращаешься с больной пожилой женщиной!

Света кивнула:

— Надеюсь. Пусть узнают. Может, хоть кто-то перестанет звать меня на чай из вежливости.

Когда дверь за свекровью закрылась, в квартире повисла тяжелая тишина. Егор смотрел на жену так, словно видел впервые.

— Зачем ты это сделала? — спросил муж, опускаясь на диван и обхватывая голову руками.

— Потому что твоя мать давно перешла все границы, — ответила Света. — А ты этого не замечал. Или не хотел замечать.

Весь следующий день поселок гудел. Когда Света пошла в магазин, на нее оборачивались, перешептывались. Продавщица Нина Васильевна покачала головой:

— Ты слышала, Светка свекровь выгнала! Прям с вещами! А та, говорят, еле ходит после операции.

Но неожиданно рядом со Светой встала Зинаида Степановна, соседка с первого этажа:

— Да ладно вам, Нина. Я сама видела, как Раиса Петровна кружевные салфетки на рынке выбирала на прошлой неделе. Какая там немощная! Бодрее нас с вами бегает.

К удивлению Светы, к ней подошли еще две женщины. Одна из них, Татьяна Николаевна, жившая через дорогу, сказала:

— Ты молодец. Я бы тоже выгнала. Только не решилась.

Вторая, молодая соседка Анна, кивнула:

— Мы думали, ты тряпка. Ошиблись.

В этот момент Света почувствовала странное облегчение. Словно тяжелый груз упал с плеч.

Дома Егор ходил потерянный. Утром ушел на работу, не позавтракав, вернулся поздно вечером. На следующий день история повторилась. Муж словно избегал разговора, но в то же время наблюдал за женой – как она управляется с делами, с которыми раньше справлялась его мать.

На третий день Егор не выдержал:

— Мама одна теперь, ты хоть понимаешь? — спросил он, глядя, как Света моет посуду после ужина.

— А я одна была, когда она тебя против меня настраивала, — спокойно ответила Света. — Мы в расчете.

Егор покачал головой и ушел в комнату.

Дни постепенно складывались в недели. В доме стало тише. Чище. Светлее. Без шепотов, упреков и испытующего взгляда через очки. Света варила новый компот — для себя. И пила, улыбаясь. Никаких «отравлений», никаких сплетен.

Егор часто ездил к матери в деревню, помогал по хозяйству. Возвращался уставший, задумчивый. Однажды вечером, спустя почти две недели после отъезда Раисы Петровны, муж сел напротив Светы и сказал:

— Я не верил тебе. Но теперь вижу, мама перегнула. Я был не рядом. Прости.

Света долго молчала. Потом проговорила:

— Ты можешь быть рядом. Но маме — там. В гостях. Навсегда.

— Что это значит? — нахмурился Егор.

— Это значит, — отчетливо произнесла Света, — никаких переездов, никаких звонков «отравила», никаких визитов без приглашения. И ты сам — говоришь об этом ей.

Егор долго смотрел на жену, потом медленно кивнул:

— Хорошо. Я поговорю с ней.

Этот разговор что-то изменил между ними. Егор стал внимательнее, заботливее. Словно впервые по-настоящему увидел жену — не просто как хозяйку дома, а как человека со своими чувствами и границами.

А в деревне Раиса Петровна продолжала рассказывать соседкам, как ее «едва не угробили» в доме сына. Но слушатели странным образом менялись. Кто-то уже знал правду от тех, кто видел «больную» Раису Петровну бодро снующей по магазинам. Кто-то просто устал от однообразных жалоб.

Через месяц Света пошла на местный рынок за свежими овощами. И там встретила одну из деревенских бабушек, Клавдию Захаровну, которая часто сидела с Раисой Петровной на лавочке и слушала ее истории.

— Ты, Свет, крепкая, — неожиданно сказала старушка, оглядывая невестку своей подруги. — Многим бы так.

Света улыбнулась. Потому что теперь ей не нужно было терпеть, чтобы считаться хорошей. Теперь она знала свою ценность и свои границы. А еще — что прогибаться и молчать не значит быть доброй. Иногда твердость и честность нужнее, чем бесконечное терпение.

Раиса Петровна все еще была матерью Егора. Но больше не хозяйкой в доме Светы. И это стоило всех пересудов и слез.